Язык мой — срок мой: люди чаще стали обращаться в суды, считая себя оскорбленными - «Новости»

тестовый баннер под заглавное изображение

СПРАВКА "МК"

В России с конца 2011 года установлена административная ответственность за оскорбление. Речь о статье 5.61 Кодекса РФ об административных правонарушениях. Согласно ей, оскорбление — это «унижение чести и достоинства другого лица, выраженное в неприличной или иной противоречащей общепринятым нормам морали и нравственности форме». Наказание — штраф от 3 до 10 тысяч рублей для простых граждан и от 30 до 100 тысяч для чиновников. В отличие от клеветы (которая уже считается преступлением, а не правонарушением) при оскорблении не имеет значения, соответствует ли действительности отрицательная оценка личности пострадавшего. Срок давности на привлечение к ответственности за оскорбление составляет 3 месяца с момента совершения правонарушения.

Не каждая обида — оскорбление

С филологом Сергеем Журавлевым мы познакомились на судебном форуме в Марий Эл, организованном комиссией по связям с общественностью и СМИ Совета судей России. Оказалось, Сергей Александровичем часто делает государственные экспертизы, которые назначает суд по делам о клевете. На форуме в его докладе, как мне показалось, звучала важная мысль: давайте уже научим людей не оскорблять друг друга, и судам не придется разбирать такие дела. К слову, это особенно актуально для московской Фемиды, где на некоторых судей приходится по… тысяче дел в месяц, и среди них становится все больше дел по оскорблениям.

— Сергей Александрович, граждане чаще стали обращаться в суды, считая себя оскорбленными. С чем это связано, на ваш взгляд? Люди острее и болезненнее стали воспринимать слова других?

— У нас нет цифр по динамике обращения граждан в суды именно по этому поводу. В сравнении с советским временем подавать иски о защите своей чести и достоинства стали наверняка чаще. Когда вместо прежнего «мы» начали чаще ощущать свое индивидуалистическое «я», рост подобных обращений оказался неизбежен. Из медиаисточников люди узнают, что так можно было, адвокаты порой советуют не прощать обидчика.

Хотя лингвисты-эксперты знают: коммуникативная обида и речевое оскорбление — не одно и то же. Человек может обидеться на что угодно, но далеко не всегда это официально расценивается как унижение чести и достоинства гражданина.

— А оскорблять друг друга cтали чаще?

— Не думаю. Сколько раз фельетонисты прошлого писали о «трамвайном хамстве». Еще Максим Горький отмечал: о культуре речи на Руси можно говорить бесконечно и еще столько же. Так что откуда особенно падать культуре речи?

Возможно, какая-то общая социальная нервозность, личная задерганность влияет на то, что люди часто срываются друг на друга, ведут себя эмоционально и несдержанно.

— А может, слова, которые люди «бросают», стали, скажем так, более жесткими?

— Что касается слов, то ни один словарь не вместит такого количества оскорбительных единиц, какие встречаются в практике экспертных разбирательств. Наш народ не перестает поражать своей лингвокреативностью.

— Люди осознали возможность наказать обидчика иском. Но как они обычно доказывают, что было оскорбление? Фиксируют аудио, видео, привлекают свидетелей? Допустим, человек утверждает, что сосед его обозвал матерным словом. А тот говорит, что просто вслух произнес слово безотносительно к кому-то, а по отношению к ситуации. Как тут быть?

— Тут действует много факторов. Можно сказать, каждая коммуникативная ситуация уникальна. Поэтому у лингвистов-экспертов есть правило: по одной фразе не делать скоропалительных выводов, ничего не утверждать ни за, ни против, пока не вникнешь в контекст, пока буквально не проведешь коммуникативно-речевой анализ события. По первому впечатлению иногда кажется, что здесь явное оскорбление, а потом выясняется, что ничего подобного. Реже — наоборот, когда в высказывании нет вроде бы ничего возмутительного, пока не выяснишь подтекст.

В наше время, когда в руке каждого человека может оказаться диктофон, скрытая камера или фотоаппарат, фиксировать речевые события проще. Но чаще всего перебранка возникает спонтанно, когда никто из собеседников не собирался ничего записывать. Бытовые ситуации редко доходят до суда, в том числе потому, что в отсутствие свидетелей сложно доказать как сам факт речевого оскорбления, так и злой умысел обидчика.

Проще всего эксперту работать, когда обмен коммуникативными ударами состоялся во время судебного заседания, когда ведется протокол и нередко аудиозапись всего происходящего.

— Кто чаще оскорбляет словами? Женщины или мужчины? Какого возраста, какой профессии? А кто чаще, наоборот, оскорбляется?

— Что касается социологии, то, увы, оскорблениями сыплют все — и мужчины, и женщины. Крайне редко в этом деле замечены люди с высшим образованием и молодежь. Молодые люди, возможно, более легко, чем возрастные, относятся к обмену «любезностями». В основном ругаются и потом судятся люди среднего и старшего поколения с невысоким уровнем образования.

— Есть категория людей, которая разговаривает матом. Речь таких признается оскорбительной?

— Угроза правовой ответственности за использование мата возникает лишь в том случае, если он задевает чувства рядом стоящего человека, не разделяющего подобную речевую эстетику или, точнее, антиэстетику. В нашей стране по-прежнему предусмотрена административная ответственность за употребление нецензурной лексики в общественных местах. То есть теоретически да, но на деле редко когда к матерщинникам в таких случаях применяются какие-либо серьезные санкции.

Другое дело, когда применение мата сопровождается еще и оскорбительным умыслом. Если кого-то злобно обматерили в публичном месте, в присутствии других людей или в письменном виде, здесь, в случае обращения пострадавшей стороны, действительно появляется повод для подготовки экспертного лингвистического заключения на основе всех собранных данных. Но в то же время в моей практике были случаи, когда я как эксперт оправдывал человека, использовавшего матерное слово даже на заседании суда. Это бывает, когда лингво-стилистический анализ высказываний показывает, что незадачливый матерщинник просто неудачно, чересчур эмоционально выразился, не желая никого оскорбить.

Так что лингвист-эксперт при оценке даже самого малого текста, повторюсь, учитывает много факторов.

— Уточните, пожалуйста, что конкретно учитывает эксперт при лингвистической экспертизе? Зависит ли результат заключения от того, каким тоном произнесено слово?

— Учитывается и степень публичности, и коммуникативное намерение говорящего, и чувства потенциально пострадавшей стороны, и факт и характер фиксации конкретных высказываний, и степень нормативности слов и выражений. Интонация, разумеется, здесь тоже имеет значение. Даже безобидное слово «спасибо» можно произнести не только в положительном смысле.

«За козла ответишь»

— Недавно суд посчитал оскорблением слово «овца». Честно скажу, кажется, что это опасный прецедент. Люди в быту довольно часто произносят фразы «как лошадь», «как свинья». Теперь их за это могут оштрафовать?

— Лингвистическая экспертиза производится не на основе личных впечатлений специалиста или даже проведенного им анализа текста. Эксперт в своей работе руководствуется разработанной методикой проведения подобных исследований.

Поэтому подтверждаю: если в ситуации публичного общения кто-то сказал кому-то: «А ты вообще, овца, молчи в тряпочку!» — это с большой долей вероятности может обернуться делом об оскорблении чести и достоинства.

В целом же каждая подобная коммуникативная ситуация вполне тянет на отдельную научную статью, где могут быть рассмотрены узкий и широкий контексты высказывания, коммуникативные цели сторон, прецеденты и параллели, стилистические моменты и культурно-исторические отсылки.

А уж сравнительные обороты типа «как свинья» или «как лошадь» даже в суде вообще не могут квалифицироваться как прямые личные выпады, потому что это лишь факт речевого уподобления кому-то, а не прямая номинация.

— Одна из судей рассказала, что в ее производстве было два дела по убийствам, совершенным из-за одного слова «козел». Почему оскорбленные не пошли в суд, а прибегли к крайности, можно догадываться. А что вы как эксперт об этом думаете?

— Слово «козел» по отношению к человеку не такое простое, как кажется. Все знакомы с его основным переносным значением: «лицо мужского пола, вызывающее раздражение; недостойный мужчина». Однако существует и теневая сторона русской лексики. Так, на тюремно-лагерном языке козлами называют заключенных, которые не просто сотрудничают с администрацией колонии, но и пакостят остальным «товарищам» по несчастью. Это одно из самых страшных слов в уголовном обиходе. Если кого-то из «честных блатных» назвали козлом, те, по понятиям тюремной этики, обидчика должны убить. Слова за решеткой — это больше, чем слова. Полагаю, в описанной ситуации были те самые случаи. И такие люди, как известно, никогда не пойдут в суд за восстановлением своих чести и достоинства.

— За слова «дурак» и «дура» сегодня суды могут привлечь?

— Я нередко даже своим студентам-филологам задаю вопрос: «Является ли конкретное слово (например, «дурак») оскорблением?». Слава богу, они всегда отвечают правильно: нужно судить по контексту. Большинство слов имеет несколько лексических значений. Вспомним Шекспира, в пьесах которого какой-нибудь король обращается к шуту: «Скажи, дурак…». Это же почти нейтральное, статусное обращение. Я уж не говорю о бытовых ситуациях, когда подружка со смехом говорит другой: «Ну, ты дура!», а та не обижается, потому что вполне осознает шутливость смысла.

Так что ситуаций, когда слова типа «дурак», «овца» или «свинья» могли бы быть доказательно расценены как речевое оскорбление, на самом деле не так уж много. В быту каких только слов не услышишь. Но этого недостаточно, чтобы тянуть на повод экспертного разбирательства. Все-таки доказательная база возможного обвинения должна быть прочной.

— Знаю, что был судебный процесс, где вам пришлось объяснять, что «они не люди» не оскорбление, а «нелюди» — оскорбление. Но почему так?

— Вы знаете, речевое утверждение всегда серьезнее речевого отрицания. Разница заметна даже в орфографическом плане: сочетание «не высокие цены» указывает скорее на не очень высокую стоимость, а «невысокие цены» — на низкую. В последнем случае это именно утверждение.

Отрицательная конструкция «Вася у нас не подарок» может указывать лишь на сожаление, косвенную констатацию: ну, что поделаешь. А вот если появляется утвердительное высказывание «Вася у нас неуч и неудачник», это уже ярлык, содержащий прямую оценку субъекта речи.

Предложение «они нéлюди» однозначно определяет статус оцениваемых как дурных, жестоких людей (хотя все равно надо смотреть контекст). Предложение «они не люди» позволяет уйти от прямой негативной оценки, лишь косвенно выражая смысл несоответствия оцениваемых уровню нормальных людей. Ведь само слово «люди / человек» часто выступает в значении «адекватные, нормальные, достойные люди». Сравните: «выбиться в люди», «люди вы или нет», «будь человеком», «поступать по-людски».

— Были случаи, когда вы в экспертизе не смогли дать ответ — оскорбление или нет?

— Безусловно, в работе лингвиста-эксперта бывают ситуации, когда решение принимать трудно, настолько велика в деле совокупность порой противоречащих друг другу обстоятельств. Если есть сомнения, то тут действует педагогический принцип — «в пользу ученика».

Иногда вместо полноценного исследования приходится выписывать короткую справку-заключение, в случае, если неясна коммуникативная ситуация. Когда, например, требуют ответить на вопрос, является ли оскорблением слово «шестерка». А ведь у него, как известно, не одно лексическое значение.

Слово «сука» надо писать полностью

— Какие необычные случаи были у вас в практике?

— В редких случаях люди оскорбляют друг друга цинично, смачно, вызывающе. Помню ситуацию, когда в суде рассматривали дело одного обвиняемого, тяжесть преступлений которого была такой, что ему уже было все равно, сколько ему еще могут добавить. И вот на каждом заседании суда (а их было несколько и с разным составом участников) он поливал грязью всех правоохранителей — судью, прокурора, конвоиров. Эксперту пришлось оценивать каждое высказанное слово.

В основном же оскорбительные слова в монологе или диалоге вырываются у людей сгоряча, на эмоциях. И всякий раз это грустная история, когда разбирательство по такому поводу доходит до суда.

Своего рода курьезом можно считать случаи, когда в тексте постановления об экспертизе застенчиво оформляли неприличные слова не полностью, а с отточиями. Скажем, официально задавали вопрос: «Является ли оскорбительным слово «сука»?» Приходилось учить их писать все ругательные слова полностью, иначе о какой серьезной лингвистической оценке могла идти речь?

Кроме того, секретарей судебных заседаний приходилось учить, как корректно писать в тексте постановления некоторые матерные слова. Нецензурная лексика, между прочим, тоже состоит из русских слов, которые, строго говоря, должны подчиняться универсальным правилам орфографии.

— Как в шутку говорят филологи, в судах надо повесить табличку «фильтруйте базар, пожалуйста». Почему некоторые люди не фильтруют? Не могут?

— Всех участников судебного заседания предварительно предупреждают о возможных правовых последствиях после неудачных высказываний. Но в пылу споров люди, случается, забывают об этом. А ведь фраза типа «Ты дурак», произнесенная в адрес конкретного лица в зале суда, может обернуться для говорящего даже уголовной ответственностью.

Судящиеся стороны порой недооценивают серьезность ситуации и действительно не фильтруют свою речь. Возможно, у них просто нет коммуникативного навыка переключать регистры речи в зависимости от ситуации, и они даже в суде иногда говорят, как на улице.

До судебно-лингвистической экспертизы дело доходит нечасто. Насколько я знаю, не все суды из-за одного-двух неприятных слов готовы дополнительно обращаться к специалистам и тем самым затягивать рассмотрение дела.

Чем спокойнее жизнь — тем культурнее речь

— Появились новые дела, когда оскорблением признается даже смайлик (например, клоунский). Что вы про это думаете?

— Мне пока не встречались дела, в которых бы в судебном порядке оценивались смайлики или эмодзи. Это вопрос этики общения. Кроме того, не всегда можно доказать, что в интернет-пространстве именно пользователь аккаунта оставил то или иное сообщение. Например, был случай, когда моя трехлетняя дочь на мамином телефоне бездумно поставила большой стикер со смеющимся лицом под каким-то трагическим сообщением. Хорошо, что жена, к ужасу своему, это быстро обнаружила и удалила мегасмайл.

Но неосторожные комментарии под постом вполне могут сегодня повлечь за собой правовые последствия. Прежде чем что-то написать или сказать, следует подумать. Это истина на все времена.

— Ждать ли нам новых категорий дел по оскорблениям?

— Принципиально новая категория дел по оскорблениям вряд ли будет, так как ничто не ново под луной. Но технологии искусственного интеллекта со временем могут осложнить процедуру разбирательств, так как нейросети семимильными шагами учатся моделировать стиль человека, его голос, создавать пресловутый дипфейк. Пока это делается аляповато, но ИИ-технологии развиваются и еще не раз нас удивят.

— Сергей Александрович, возможно ли поднять культуру речи?

— Представления о культуре речи меняются. В советское время борьба за чистоту слова и речи была нешуточной. Долгое время даже словечко «пока» считалось совершенно недопустимым для приличного общения.

За последние тридцать лет эти представления существенно поменялись. Стиль даже деловой коммуникации сильно демократизировался. На серьезных заседаниях из уст важных людей теперь запросто можно услышать слова «социалка», «молочка» и т.п.

Наша речь — барометр благополучия или неблагополучия в обществе. Чем спокойнее и достойнее жизнь людей, тем скорее их речь станет культурнее и чище.

— Может быть, вы поделитесь, что самое важное поняли для себя, исследуя речь людей (и оскорбления в частности). И, кстати, почему решили стать филологом?

— Еще со школы я знал, что филология мне ближе всех остальных областей знания, и сомнений в выборе рода занятий у меня не было и нет до сих пор. Я счастливый человек. Исследовать безбрежный океан родного языка — это невероятно интересно. А со временем выяснилось, что это еще и очень актуально.

В основном я все-таки занимаюсь преподаванием и наукой. И для меня увлекательно как постигать принципы работы языка, наблюдать за бесконечным варьированием речевых конструкций, так и приобщаться к великому наследию словесников-творцов и словесников-ученых. А потом еще и делиться филологическими открытиями с другими людьми и нередко получать благодарный отклик. Что касается экспертной деятельности, то это побочный род занятий. Что поделать, есть случаи, когда экспертное мнение лингвиста бывает необходимо.

И вот что я понял. Оскорбительная речь — это как симптом какой-то внутренней драмы человека, осознает он это или нет. И с холодной головой трудно подходить к рассмотрению горьких историй. Главный вывод из опыта такой работы — каждому важно развивать в себе чуткость и к слову, и к человеку. Гуманитарный фактор вообще не следует недооценивать.