Поколение Н. Почему талантливая молодежь идет в региональные штабы ФБК и с чем она сталкивается - «Исповедь»

Обыски в штабах Навального по всей России познакомили страну со сторонниками главы ФБК. Их бьют, задерживают, переворачивают вверх дном дома их родственников и блокируют им счета, но это их не останавливает. The Insider поговорил с некоторыми региональными руководителями штабов и выяснил, как и откуда они пришли в политику, чем региональный активизм отличается от московского и через какие испытания им приходится проходить.

Физики и жулики. Алексей Шварц, координатор в Кургане

"Страна такая, здесь ученые не нужны"

Я был далек от политики. Я же молодой ученый, даже проводил областные форумы молодых инженеров Зауралья. Занимался научной работой в области возобновляемых источников энергии, а именно термоэлектричества (это создание бесфреонового генератора и холодильника). Технология поможет нам наконец-то снять Россию с нефтяной иглы. Но я упёрся в стену: всё, что можно было сделать в голове, я сделал, нужны были деньги на эксперименты. Пошел подаваться на гранты вузовские и областные и столкнулся с несправедливостью. Мне сказали: «Тема хорошая, но мы так не работаем. Нужно фифти-фифти. Мы оформляем грант, но 50% наши». Я говорю: «Я не жулик и не вор. Пойду до конца. Тема, сами говорите, хорошая». Даже не знал тогда, что так говорят про «Единую Россию».

Начинается конкурс, комиссия одобрила проект, пожелала мне успехов. А в день вручения премий мою фамилию не называют. Зато третье место занял парень, придумавший технологию, на основании которой любой колхозник сможет понять, куда надо меньше кинуть навоза. Ему говорят: «Ты издеваешься, что ли? У него этого навоза полно. Он бесплатный, никто из селян не покупает навоз». Он говорит ой, я на это не рассчитывал. То есть у него эта хрень, а ему дают третье место. Я чуть с горя не умер в тот день. Прихожу к своему руководителю, плачусь, а он: «Алексей, что ты хотел? Страна такая, здесь ученые не нужны. Здесь нужны всякие дураки с навозом и эти распилы грантов». Я поверить не мог. Он: «Ты посмотри Навального. Он против коррупции сколько людей в Москве вывел». Я фамилию даже неправильно в интернет забивал, ничего не нашел и бросил. Потом во второй раз, когда на грант подавал, уже вузовский, нужно было иметь в команде человека, у которого есть куча статей. А наши статьи не пропускали, потому что мой научный руководитель всегда критиковал действующую власть, которая не помогает науке. Он еще раз прочитал мне лекцию про коррупцию, про Навального. Я пришел домой, посмотрел фильм «Он вам не Димон», начал гуглить про Навального. Проникся очень сильно его слоганом «мы здесь власть» со старых митингов. Понял, что надо что-то делать, поддержать. Всё, что я мог сделать для науки в России, сделал. Потом когда-нибудь своими силами буду искать венчурный фонд. А пока посвящу себя строительству прекрасной России будущего.

Я пошел в штаб в надежде, что все получится исправить, что Навальный — это тот человек… Конечно, сначала было страшно, я знал, куда шел. На первой лекции о том, как вести себя с полицией, нас жестко напугал юрист штаба. Он наговорил столько страстей, я думал, боже, как с этим быть? Очень боялся выйти даже на раздачу листовок. Вышел просто пофотографировать ребят — меня задержали. Я понял, что всё, затянуло, придется идти и бороться. Потом задерживали еще несколько раз. Самое абсурдное было, когда я клеил наклейку «Навальный-2018» — восемь полицейских нас обезвреживали. У них была целая спецоперация: на затонированном черном Ford Focus выжидали, чтобы схватить у остановки. Они думают, что ты продажный, действительно у тебя какие-то деньги Госдепа. Мне они почему-то часто говорили, что меня Меркель спонсирует. С кем-то можно было поговорить, с кем-то — как тушить пожар керосином. Они злились, начинали материться, один даже кулаком в стену при мне ударил.

Сейчас я координатор штаба Навального в Кургане и, собственно, его единственный сотрудник. Мы боремся с добычей урана в Курганской области. У нас его добывают методом скважинного выщелачивания, он экологически чистый, но только в песчаниках и в пустынях — например, в Казахстане. А у нас добывают уран в огородах у людей в Шумихе. Уран вызывает мутации. Начали рождаться двухголовые телята, трехголовые утята, пятипалые телята и так далее, много такого. Много людей, которые болеют лейкемией: радиация накапливается в спинном мозге, перестают выделяться красные тельца, начинается белокровие. А Курганская область и так занимает первое место по смертности от рака. 

Новое месторождение компании из группы Росатома — АО «Далур» — прямо в затопляемой зоне реки Тобол. Туда все грунтовые воды стекают. Мы отравим реку и все близлежащие области, а спустя пять лет все от Уральских гор до Камчатки. Даже в самом Росатоме вроде задумались. Добыча должна была начаться в сентябре, но они пока все проверяют. Когда мы стали бороться против добычи на новом месторождении, люди в Шумихе тоже стали подниматься: «У нас тут 20 лет добывают. Почему мы не протестуем?» «Далур» проводит общественные слушания для населения в селах, там 150 человек населения. Говорят: «Мы опубликовали информацию на сайте». А жители: «Что такое сайт?»

Вообще, у нас маленький городок, большинство СМИ не могут писать правду — у людей резкая нехватка информации. До пенсионной реформы было однозначно: Путин — наш царь и бог, а Навальный — мерзавец. Когда я занимался экологическим активизмом, писал про пенсионную реформу, меня начали читать, поддерживать, репостить. Говорили: «Алексей, ты хороший парень. Зачем ты с Навальным связался? Он плохой. Ты-то хороший, а Навальный он же за деньги Запада, он страну развалить хочет». Когда выложил фото с Навальным, от меня сразу полтысячи человек за вечер отписались. Потому что он якобы агент либо Кремля, либо Запада. Теперь часть народа после обысков подписалась обратно.

В Кургане в Думу прошли 9 человек от оппозиции — раньше было не более 5. «Умное голосование» помогло. Все было спокойно, мы отдыхали. И тут бац — просыпаюсь от того, что разрывается звонок, дверной глазок залеплен, но не до конца: вижу внизу кучу ног в берцах. Иду спокойно ложусь в кровать. Открываю чат и вижу, что у ребят такая же беда, у кого-то уже штабы начали взламывать. Я быстренько удаляю мессенджеры, прячу в разные места ноутбук рабочий, загранпаспорт. Слышу визг пронзительный болгарки или бор-машинки — начали выпиливать дверь. Торопиться уже нет смысла, звоню адвокату, говорю: «Приезжай скорее».

У меня на балконе есть вторая дверь к соседям. Захожу на кухню, иду к балкону и вижу, что ОМОНовец стоит с калашом. Я открываю дверь и говорю: «Какого черта вы тут делаете на моем балконе?» Мне смешно. Потом они открывают парадную дверь, влетает еще ОМОН. Два отряда было в доме, человек 20. Просто некуда было ступить. Показывают мне предписание, мол у меня как у координатора штаба Навального есть 75 млн, и их надо бы найти. Ну и начали искать. Отобрали все телефоны, даже сломанные, ноутбук, загранпаспорт и все карточки, даже какую-то дисконтную.

Потом я поехал в штаб, там обыск прошел спокойно. Полицейский даже не стал ничего искать, решил со мной поиграть в хорошего копа: «Алексей, пожалуйста, не записывай». — «На что? У меня же всё отобрали». — «Тогда нам будет проще». Спросил: «Что они хотя бы изъяли?» Я перечислил, он такой: «Вот сволочи, какие мерзавцы! Я же человек, я к тебе с состраданием». Я говорю: «Поэтому ты здесь ждешь меня с еще одним обыском?» Он: «Сейчас давай отключишь камеры, мы спокойно зайдем и даже обыск проводить не будем, просто напишем, что прошел». Я говорю: «Всё супер, только я не буду отключать камеры, потому что я не знаю, как. Они отключаются в Москве». Мы зашли, обыска не было, он всё прописал, во сколько начался, что ничего не изъяли, и ушли. Вот так прошли обыски.

Но дома у родителей было страшнее. Следственный комитет и ОМОН не поленились ехать два часа по разбитым дорогам в деревню, куда даже письма иногда не приходят. Они нашли адрес моих родителей и стали искать эти 75 млн. Родителям почему-то сказали, что ищут 25 тысяч рублей. Искали в погребе, в колодце. Смешно. Они пришли в сарай и лазили в стойле у баранов. Увидели какой-то странный силуэт на огороде, побежали туда, а это оказалось пугало. Родители покреативили, сделали его в духе «Крика». Они подбежали: «А, черт! Это неживое». И ушли в дом.

Разозлились, стали всё сбрасывать с полок, копались в моих детских рисунках. Родителям говорили: «Выпишите своего сына и не будем доставать вас». У матери всё спрашивали, за кого она голосовала, за кого голосую я. Она сказала: «По-умному голосовала». Выдернули провода у компьютера сестры-первоклашки, сим-карту у нее утащили, чтобы она в интернет не выходила. Отыгрались в деревне.

Следственный комитет и ОМОН не поленились ехать два часа по разбитым дорогам в деревню, куда даже письма иногда не приходят

Вообще, у нас с родителями очень непростые отношения, а эти обыски нас сплотили немножко. Я в 17 лет уехал и приезжал домой очень редко. Родители знали, чем я занимаюсь. У меня дядька — ватник, он за Путина, даже репостит в «Одноклассниках» посты типа «Путин — президент мира». Но когда прошел обыск, он стал понимать, что что-то не то. Получается, Кремль начал пилить сук, на котором сидел.

Когда перевыпустил сим-карту и решил проверить счет, вижу в приложении долг в 7,5 млрд. Я физик по образованию, математику хорошо знаю, тройные интегралы считали. Я такой суммы даже не видел, глазам не верю. Вбиваю сумму в онлайн-калькулятор, нажимаю «озвучить», компьютер произносит вслух: «Семь миллиардов». Я: «Блин, да ну!» Делаю скриншот. Кинул в Twitter, твит разлетелся очень быстро, СМИ начинают подхватывать. Пишу в Тинькофф, говорю: «Что за дела?» Они говорят: «Извините, мы ошиблись, всё исправим». Ну, хорошо. Спасибо, исправили на 75 млн и еще повесили мне этот долг теперь на сим-карту.

У меня нет других карт, мне никто не может перевести деньги, меня не могут поддержать сочувствующие друзья. Все деньги на карте ушли в счет долга. Теперь не 75 млн должен, а на шесть тысяч меньше. Мы живем на 300 рублей, которые мне соизволили оставить после обыска. Мама невесты зарабатывает, приносит что-то из парикмахерской. 

«Вали из России, ты же немец»

Хочу сделать в Кургане все возможное, чтобы сформировать сильную команду, буду им помогать, а сам уеду в Москву, в ФБК. У меня есть силы, возможности.

Правда, сейчас я под подпиской о невыезде. Заведующий кафедрой вымогал у меня взятку, я его разоблачил — записал все на диктофон. У нас в вузе так устроено — в день экзамена надо обязательно напоить. Они даже стол заказов делают: я буду такое-то вино, такой-то коньяк, принесите такой-то пирог, обязательно принесите какой-то подарок. Это коррупция. Я не позволю. Не позволил. Чтобы подтвердить, что он взятковымогатель, нужно было пойти до конца, то есть зафиксировать передачу взятки. Я всё зафиксировал, удалось добиться, чтобы возбудили дело о взятке, так что этот дядька, скорее всего, присядет, либо штраф выплатит в несколько миллионов. Против меня тоже уголовное дело возбудили, но потом оправдали.

В показаниях этот заведующий кафедрой первым делом всегда орет: «Шварц за Навального, он в вузе занимался в своей лаборатории антигосударственной деятельностью и греб деньги лопатами». А все: «Ты что, дурак? Мы же тебя спрашиваем про взятку». Я в вузе активно отстаивал гражданскую позицию, приходил в кофте Навального. Когда вызывали в деканат, говорил: «Да, я за Навального. Для меня вы намного хуже, потому что вы за Путина. Вы не видите, что он творит с наукой?» Я шёл на красный диплом, физику знаю на отлично. На госэкзамене отвечаю на все вопросы, а мне говорят: «Не сдал. Плохо подготовлен». Для одногруппников было шоком: как это, я не сдал? В результате — тройка. 

Мне многие говорят: «Вали из России, ты же немец». У меня дед был репрессирован, он сын фашистского офицера. Раньше думал, правда, свалю, был озлоблен на эту страну. Но сейчас, когда стал координатором штаба, воспрянул духом, поговорил с Навальным. Сил и энергии много, знаю, что в России пока поборюсь, а потом, может быть, и уеду.

Архитектор реформ. Диана Рудакова, координатор в Тамбове

В политике я оказалась в декабре 2011 года, тогда Медведев менялся на Путина, были выборы в Госдуму, а я была наблюдателем на одном из участков. Тогда я была еще студенткой, старалась ездить на все крупные московские митинги и организовывала пикеты в Тамбове, в том числе в поддержку Навального. Мне повезло, что я поехала в Москву и 6 мая была там, на Болотной. Параллельно наш университет отбивался от объединения с другими вузами в рамках реформы Ливанова. У нас в городе возникло студенческое сообщество, и я была как раз во главе этой протестной кампании. В итоге, мы добились всего, что требовали. Еще были те прекрасные времена, когда власти все согласовывали — тогда мы провели огромный студенческий митинг в центре города. Я наблюдала за тем, как система менялась. Помню, как в кабинете целая куча чиновников меня уговаривала: «Ну давайте не совсем в центре».

По образованию я архитектор, участвовала в конкурсах всероссийских по реновации тамбовской городской среды. Работала в муниципальной организации ландшафтным архитектором. Там решения принимались на уровне «у нас губернатор из города Мичуринска, а там выращивают яблоки, значит, он любит яблоки, давайте мы поставим инсталляции яблок по всему пути, когда он едет из своего родного города в Тамбов». Я всегда зависала в такие моменты, говорила: «Что? Но это же глупо». Периодически отказывалась исполнять такие задания, потому что было бы стыдно потом за это. После очередного митинга меня попросили уйти: «Ты позоришь нашу замечательную организацию». Уволить меня не могли, ведь по сути я была там единственным архитектором. Я ушла спустя две недели — уже знала, что стану координатором штаба, мы искали помещение, организовывали встречи с Навальным. Оформили меня в тот же день, в мае 2017-го.

Митинг в Тамбове против объединения университетов, 2011 год

В Тамбове все иначе, чем в Москве. Когда месяц не можешь записаться к бесплатному врачу, а на платного нет денег. Когда коммуналку повышают, и ты уже 50% своей зарплаты за услуги ЖКХ отдаешь, если не больше — все голоднее становится. Здесь, в регионах, за исключением Екатеринбурга, может быть, Нижнего Новгорода, Питера, именно такие вещи больше всего заботят людей. А не наши аресты. Они мало у кого вызывают колыхание души. Как бы это ни было обидно, но так и есть. Но люди видят, что мы открыто говорим про все эти проблемы, ролики снимаем, посылаем жалобы, запросы, делаем расследования. Когда РПЦ хотела отхватить целый сквер в центре Тамбова под храм, мы были единственными, кто об этом говорил, собрали кучу подписей. Люди реально не боялись, приходили в офис. Так что наша медийная узнаваемость как минимум растет, и поддержка, в принципе, тоже. Но все равно большинство думает: «Мы-то что сделаем? За нас все уже наверху решили!» И ты им объясняешь: «Нет, никто ничего не решил, давайте сделаем то-то». Они потом так искренне удивляются, когда эти решения отменяются из-за общественной огласки. Мы, например, сделали расследование про рейдерский захват рынка единороссами. Или про миллиард рублей, пропавших при строительстве школы. У властей одна стратегия: они никак не комментируют наши расследования, на наши запросы приходят отписки. Но люди-то все видят, обсуждают, начинают понимать, что это не очень жизнеспособная теория — когда царь хороший, а бояре плохие. Причем за каждое расследование я ручаюсь головой. Если честно, у нас в регионе все чиновники, которые принимают решения, за редким исключением, должны быть либо в статусе подозреваемого, либо уже сидеть в тюрьме.

Здесь, в регионах, наши аресты волнуют людей меньше, чем то, что половины зарплаты уходит на коммуналку

Полицейские, с которыми мы сталкиваемся, все очень разные. Самая мерзкая категория может прослушивать телефон и потом сливать эту информацию через чиновников. У нас маленькая область, когда меня в первый раз посадили, заместитель губернатора в Twitter написал: «Ха-ха-ха, как это здорово, смешно, что ее посадили». Есть те, которым стыдно, но таких мало. Основная масса — это болванчики: «Мне сказали, я делаю. Не возмущайтесь». Некоторым то, что они делают, даже приносит удовольствие. Некоторым смешно, они улыбаются.

Однажды они меня подкараулили: я вышла из отделения почты, подхожу к такси, и меня втроем хватают, я падаю на асфальт, сильно ударяюсь головой, бедро в кровь разодрано. Они же еще подбегают и не представляются. Тебя просто хватают и первые секунды у тебя непонятки, это полицейские или просто какие-то бандиты. И ты недоумеваешь: так, сейчас это кто? Они меня везли до ОВД и даже со мной не разговаривали. Я, конечно, поняла, что это полицейские, потому что они все одинаково выглядят, я их могу узнать по стилю одежды. На мой вопрос о том, почему они не представились, один из них засмеялся: «Слушайте, что она говорит. Дурочка».

Тебя просто хватают, и первые секунды неясно, это полицейские или просто какие-то бандиты

Когда начались обыски, менты ошиблись с квартирой, зачем-то сначала пришли к моей свекрови. Они прослушивают мой телефон, а номер квартиры узнать правильно не могли. Это какой-то адский непрофессионализм! Я заранее вывезла технику — самую важную ее часть, остальное тщательно спрятала, но они нашли, специальный сотрудник ходил и реально простукивал стены. С другой стороны, мне же надо работать, я не могу каждый день отвозить куда-то ноутбуки: иначе полдня будешь их где-то прятать и суетиться.

Родители меня не то чтобы горячо поддерживают, потому что все равно все волнуются, и, наверное, будут рады, что я перестану этим заниматься, но в общем-то они все понимают, что не я источник этого кошмара. Естественно, они за меня переживают. Но, чем чаще происходят обыски и аресты — наверное, это ненормальная реакция, — тем привычнее, мол: «Ну вот, ее опять посадили, ну ничего, через 10 дней выйдет». Муж немного по-другому к этому относится, ему сложнее, но в принципе, когда я сижу, он мне привозит одежду, на свидания приходит. Он до последнего времени вообще не интересовался политикой, сейчас стал посматривать иногда Дудя, Парфенова. Он очень любит YouTube, то есть понимает, что здесь какое-то прогрессивное сообщество, которое выступает против репрессий.

У нас выборы в 2020 году, и я решилась в первый раз в жизни попробовать баллотироваться. Хочу сделать свой YouTube-канал по городским проблемам, буду предлагать позитивную повестку, как завещал вождь, решение этих городских проблем, что надо в законах поменять, чтобы что-то изменилось. У меня есть образование, я хорошо училась, мне это интересно, почему бы не применить свои знания.

Когда к тебе приходят с обыском и сажают, это не делает грустным. Это злит

Я живу моментом, что рано или поздно это все закончится, и все, кто это все делал, понесут ответственность. Я не то что только этим живу — не как в «Игре престолов», у меня нет списка врагов, — но меня происходящее невероятно злит, и это такая «правильная» злость, из-за которой что-то делаешь и ставишь себе цель. Я хочу, чтобы они все понесли ответственность, а для этого нужно приложить максимальное количество усилий.

У меня нет какого-то сильного страха. Если что-то произойдет — они подкинут наркотики, кто-то тебя побьет в подворотне, — это произойдет так неожиданно, что ты все равно не успеешь подготовиться. Может быть, в минуту, когда они буянят тебе в дверь, ты не понимаешь, что происходит, наверное, какой-то страх накатывает. Но потом это заменяется каким-то рациональным зерном: что делать дальше? В глобальном смысле это сложный вопрос. Я бы хотела заниматься архитектурой, конечно же. Не сказать, что я прямо политик. Я, наверное, больше активист, чем вот это все — интриговать, знать про какие-то башни, кто с кем и как. Меня это утомляет немного. Мне приятно видеть результат. А политика — это же такая сфера, где на какие-то мифические вещи ты тратишь дофига времени и сил. Наверное, хотелось бы не стать полноценно каким-нибудь мэром, а заниматься архитектурой, чтобы вокруг было другое пространство. Может быть, какое-то сообщество архитекторское организовать. КБ типа «Стрелки». Просто у нас это сейчас невозможно, власть не заинтересована вообще ни в чем таком.

Мы даже не выбираем мэра. Он назначается. Как могут решаться какие-то проблемы, если люди никого не выбирают? У этого человека нет ответственности, он выполняет распоряжения губернатора и чиновников, которые повыше. На людей ему плевать. Поэтому сидят в каком-нибудь управлении архитектуры мои бывшие отличницы одногруппницы, которые за 15 тысяч рублей по наказу начальника сделают что-то, им вообще все равно. Они вернулись с работы домой, детей покормили. Короче, власть не заинтересована в решении проблем — вот это самая большая боль.

Инженер России будущего. Алексей Ворсин, координатор в Хабаровске

Я инженер, в жизни не думал, что буду заниматься политикой. Меня бы устроило быть простым обывателем, который честно платит налоги, не нарушает закон и живет своей жизнью. Но меня задевала несправедливость, которая происходит в нашем государстве. И в один момент стало понятно, что если ты не сделаешь, никто не сделает. Поэтому в 18 лет, в 2006-м, я пришел в оппозиционное движение. О Навальном, который был тогда в «Яблоке», не знал ни я, ни все остальные. В декабре 2017-го Алексей Навальный объявил, что собирается баллотироваться в президенты, я написал, что мы готовы помогать. Думал делать это в свободное от работы время, но позвали на полную ставку. И вот, мы до сих пор здесь, в штабе. 

Люди, в целом, здесь о Навальном либо не слышали, либо говорят «Есть такой политик. Он говорит какие-то правильные вещи». Есть узкая прослойка людей, которые относятся очень негативно, но таких мало. То есть они все оппозиционных взглядов. Может, их нельзя назвать либералами, но они, так или иначе, властью недовольны. На словах они могут высказывать поддержку тому, что мы делаем. Я 45 суток суммарно отсидел, и не встречал ни разу какого-то негативного отношения. Половина полиции города видела наше расследование на YouTube. Но, приходя с обысками, просто говорят: «У нас такая работа». И не видят здесь никакого противоречия, что они своей работой мешают тому, чтобы установилась какая-то законность в нашей стране.

https://youtu.be/UJUNVbVWAlU

Самым большим триггером была пенсионная реформа. Это подорвало настроение у всех, кто до этого как-то относился к политике безразлично. Очень сильно стал ощущаться кризис. Работы в Хабаровске мало. Цены у нас московские, а зарплаты меньше московских раза в два. Здесь вообще никаких перспектив. Люди уезжают. Пенсионеры уезжают в Краснодарский край. Там уже половина Дальнего Востока, по-моему, живет. Скупают себе дома и живут прекрасно, радуются климату. Молодежь уезжает в Москву и Питер. Поэтому, конечно, здесь сильные достаточно оппозиционные настроения. На губернаторских выборах предоставилась возможность пойти и высказать свое недоверие. Губернатор Шпорт практически ничего не делал, отстранился от проблем региона.

Если бы выборы проходили через месяц, то Путин в Хабаровском крае мог бы не выиграть в первом туре, не набрать 50%. Могли бы проголосовать за любого человека, который какие-то популистские лозунги бросил. 

У нас регион вообще очень отличается от остальных. Абсолютное большинство и в региональной думе, и в думе Хабаровска у ЛДПР. Ваше московское отделение ЛДПР вообще нельзя отличить от Единой России. В регионах всё иначе, есть адекватные люди. У меня, например, приятельские отношения с депутатами ЛДПР из Красноярска. Вы когда с ними разговариваете, вообще не понимаете, что эти люди из ЛДПР. Можно подумать, что они из Яблока, из штаба Навального, из Парнаса. Они сейчас, может быть, даже сами того не желая, вступили в состязание с Единой Россией, и им приходится говорить какие-то оппозиционные вещи. Наверно, конечно, это не касается внешней политики. Но поверьте мне, в Хабаровске всем плевать на внешнюю политику. Ее здесь не обсуждают. 

У ЛДПР конечно, больше ресурсов, они вообще деньги не считают, а мы опираемся на волонтерский ресурс. Плюс у них есть доступ ко многим документам, которые нам недоступны, доступ к медиаресурсам, а не только к YouTube. Но у нас есть интеллектуальные ресурсы, которые не меньше, и реальная поддержка людей. И мы можем поднять какие-то вещи, о которых ЛДПР не скажет. Мы вскрыли схемы приватизации муниципальных объектов по смешным ценам, выпустили огромный фильм-расследование про администрацию Хабаровска. После этого вице-мэр, который больше 20 лет занимал свою должность, сразу ушел в отставку.

Нас нельзя назвать безумцами, которые ничего не боятся. Конечно, страх — это естественная реакция человеческого организма, это нормально. Но нельзя же об этом думать постоянно, иначе с ума сойдешь. Ты просто принимаешь какие-то меры предосторожности. Надо понять, что система государства неповоротлива, она достаточно тупая. И мы видим, что при должном давлении гражданского общества она всегда отступает. Наше государство — это такой Колосс на глиняных ногах. У него силовики, госмашина, машина пропаганды, миллиарды долларов, которые могут тратиться на борьбу с оппозицией. Но оно держится только на иллюзии поддержки. Обыватели уже готовы открыто выступать, просто нужен какой-то способ, как с голосованием за губернатора. Уверен, что на выборах в 2021 году Единая Россия в Хабаровском крае и 10% не наберет. И во многих других регионах. Да, они смогут сфальсифицировать это в Татарстане, в Башкирии, в Чечне, еще где-то просто переписать протоколы. Но мы видим реальное отношение. То есть этот Колосс посыпется, я думаю, на нашем с вами веку. Всё это случится просто само собой, потому что они так бездарно управляют своей системой.