Пострадавшие от наводнения в Иркутской области пять лет воюют с плесенью и комиссиями - «Новости»

тестовый баннер под заглавное изображение

На днях экс-мэра иркутского Тулуна Юрия Карих приговорили к пяти годам колонии. В обвинении: растрата, халатность и превышение полномочий. Карих признал вину.

Если жителям Тулуна повезло отстоять права, то в иркутском поселке Шиткино, который тоже оказался в зоне подтопления, на проблемы пострадавших от наводнения решили забить.

«Мы не можем разорвать замкнутый круг, в который попали после наводнения в 2019 году. С мужем много лет отстаивали права в суде, но силы и средства закончились. О пострадавших стали забывать, и люди остались один на один со своей бедой. Пять лет мы отстаивали свои права в судах на получение компенсации за поврежденное жилье. Вынуждены жить в сыром, гниющем от грибка доме, потому что нам некуда идти и не у кого искать помощи» — такое сообщение Полина Конева оставила в чате губернатора Иркутской области.

И мы связались с женщиной.

Полина с мужем живет в рабочем поселке Шиткино, что в 300 км от Тулуна, с 1987 года. Сначала семья поселилась в двухквартирном доме на Партизанской. Потом перебрались в дедушкин дом на Бирюсинской. Квартиру не продавали — там поселился брат мужа.

И все шло хорошо, пока летом 2019 года в их дома не пришла вода.

«Метки догнали»

В Шиткине привыкли к весенним шалостям реки: огороды подмочит, к дому подойдет — и откатится. Люди спокойно наблюдали, вели хронику на заборах: вот тут была в прошлом году, а вот тут — в позапрошлом. В 2019 году вода догнала метки. Нахлынула 26 июня и ушла только 2 июля.

— Сначала никто не паниковал, — продолжает собеседница. — Думали: до нас не дойдет. А потом поток пошел туда, куда раньше не доходил. Муж угнал технику и… остался на чердаке: за живность переживал. Особенно страшно стало, когда услышали про Тулун, где дома сносило. Дом на Бирюсинской затопило на тридцать сантиметров выше пола. Квартиру на Партизанской — почти до окон, около пятидесяти сантиметров. В квартире намочило всю мебель, в доме успели только схватить самое нужное и поднять повыше.

Когда вода отошла, двор Полины выглядел как после черной метели: глина на стенах, перевернутые тазы, рваные тряпки на кустах. Запах — тот, что узнают без лишних слов все, кто переживал паводки.

— В дом зашла вся в слезах. Вонь стояла жуткая, летали большие мухи, потому что продукты из холодильника не успели убрать. Мясо растаяло, вся жидкость вытекла на пол. Отодвинули холодильник, там уже ползали черви. Пол и стены были в коричневой грязи. Что творилось в туалете, даже вспоминать не хочется.

Полина с мужем в подпол поставили тепловую пушку, в доме — ведро с хлоркой.

Плесень отступала ровно до ближайшей сырой ночи.

— Сушим дом каждое лето. Но плесень появляется вновь и вновь. Веранду пришлось отстраивать заново — ее перекосило.

«На адвокатов денег

не было»

Сразу после отлива пошли «комиссии из своих»: жители, которым дали ведомости и рулетки. Фиксировали уровень воды и перечень вещей, которые пострадали. Про «пригодность жилья» ни строчки. Бумага скромная, печать — тоже.

Осенью обещали провести настоящее обследование, жителей поселка попросили написать заявления. Приехал молодой человек с фотоаппаратом: щелк-щелк — и ушел. Позже выяснилось: так специалист оценивал дома «на пригодность». По его бумагам межведомственная комиссия (МВК) выдала многим заключение: достаточно «текущего ремонта». Люди схватились за голову: где «текущий», если нижние венцы поползли?

Затем по поселку разнесся слух: прежнее обследование признали неэффективным, теперь проблемой займется новая фирма — снова пишите заявления. Местная власть до всех эту новость так и не довела — кто слышал, тот и успел. Новые эксперты многим жильцам поставили «аварийность», в том числе и Полине. Накатали одинаковые формулировки: «капремонт нецелесообразен, рекомендовать признать дом непригодным». Но тут МВК снова посмотрела по-своему: только «капитальный ремонт» на оба помещения. А за межведомственной комиссией — последнее слово.

— После того как в экспертизе написали, что капремонт нецелесообразен, мы для уверенности позвали еще одного специалиста — тот подтвердил: ремонтировать смысла нет. Тогда мы решились идти в суд. На адвокатов денег не было — иск составляли сами. Оспорили два заключения МВК, получили положительные решения. Потом МВК снова обследовала квартиру и опять выдала: только капитальный ремонт.

Супруги подали новый иск — проиграли.

— Хотя в деле лежала судебная экспертиза: эксперт ФБУ «Иркутская ЛСЭ» Минюста России прямо указал — капремонт нецелесообразен, дом непригоден для проживания.

После решения суда жильцы вновь подали на обследование «по правилам» — и уткнулись в отказ администрации создавать межведомственную комиссию. Отправились в межрайонную прокуратуру и к уполномоченному по правам человека. Наконец комиссию собрали — и те снова поставили штамп: жилье пригодно.

Судебное решение и экспертизу не рассматривали вовсе.

«Кому повезло —

тот и прав»

— По итогу нам удалось оформить выплату на капремонт по Бирюсинской. Денег хватило на косметический ремонт и на заливку фундамента. Чинили своими руками, средств на строительную бригаду не нашлось.  

С квартирой на Партизанской дела обстояли хуже.

— Там дом брусовой, не на фундаменте. Брус сохнет неравномерно. Нижние венцы разъезжаются, и образуется крен в стенах. Грунт размок, дом дал неравномерный осадок. Чтобы залить фундамент, дом нужно поднимать на домкраты — это опасно, он развалится.

Выплату на квартиру на Партизанской семья не получила. Пришел отказ: по постановлению №556 одному собственнику компенсация на капитальный ремонт сразу на два помещения не полагается. При этом «взамен утраченного» — сертификаты могут быть на два и больше объектов. Как это понимать?

В поселке рассказывают про исключение: одна женщина успела перехватить «высокое начальство», жалобу — на стол, и вопрос решили, одним словом. Кому повезло — тот и прав.

«Да признайтесь, вы же сертификат хотите»

— В администрации на меня смотрят с усмешкой: ЧС закрыли, а она все ходит и ходит, — добавляет женщина. — Прямо не говорят «надоела», но взгляд говорит за них. На заседании чиновница из Нижнеудинска так и сказала: «Да признайтесь, вы же сертификат хотите». По рассказам знакомых, на судах особенно жестко вела себя директор ОГКУ «УСЗН по Тайшетскому району»: скандалы, крики, вплоть до отказа выдавать бланки заявлений.

Полина напрямую с ней не судилась, но телефонный разговор запомнился: «разговаривала на повышенных тонах и давила на совесть».

— Сейчас, говорят, чиновница работает директором областного центра назначения мер соцподдержки в Иркутске. В Тулуне экс-главу посадили, а у нас — тишина.

На вопрос, почему чиновники упираются с выдачами сертификатов, в народе свои версии: сверху велели тормозить, да и зависть — «как это, кто-то получит, а кому-то — ни-ни». Соцзащита в судах ссылалась: «лимиты закончились».

В какой-то момент межведомственная комиссия нашла новый ход: в свежих заключениях по тем, кто пошел в суд позже, стала появляться фраза: «Дом стал непригодным не от воды, а от физического износа».

— Соцзащита и на это опиралась и отказывала в сертификатах — «нет причинно-следственной связи». Люди снова шли в суд, доказывали, приносили фото и акты. У двух мам с несовершеннолетними детьми подключилась прокуратура — подала иски и представляла интересы. Другим отказали: «к льготной категории не относитесь». Тупик.

По деревенскому счету, сертификаты получили около двух десятков семей. Восемь — через суд. Почему одним дали, другим нет — никто понять не может. У кого вода была по окна — остались с «капитальным», а то и вовсе ни с чем. У кого фундамент сухой — с сертификатом. Кто успел подать первым — выигрывал с первого дела. Остальные пошли по кругу.

Тем временем в квартире Полины на Партизанской жить нельзя: споры, сырость, перекошенные стены. На Бирюсинской — ведра, пушки, антисептик. Счета за материалы женщина складывает в старую папку: бумаге тут тепло и сухо. Домам — хуже.

«Осуждали и называли халявщиками»

Во дворе запахи меняются по часам: утром — хлорка, днем — прелая древесина, к вечеру — дымок от соседского костра, где сушат доски. В пристроенной бане — сорванный полог, в сарае — ржавые следы воды по доске: здесь стояла на второй день, здесь — на третий. На кухне — «военный» набор: кипятильник, чай, таблетки от головы.

Соседи спорят о правильной тактике. Кто-то махнул рукой, купил что подешевле в этом же поселке, заколотил старые окна. Кто-то уехал по сертификату — его бывший дом теперь стоит пустой и медленно осыпается, как открытка без адресата. Кто-то ходит в администрацию как на работу.

— Люди опустили руки по многим причинам: отсутствие средств, самостоятельно в судах защищать свои права нет знаний и умения, теряются даже в присутствии адвокатов. Многие пострадавшие уже немолоды. Да и пересуды в поселке. Всех, кто хоть как-то пытался добиться выплат, осуждали и называли халявщиками. Ныне покойная экс-глава и бывшая председатель поселковой Думы на собрании упрекала людей, что они лентяи, хотят получить сертификаты на дома, в которые сами даже ржавого гвоздя не вбили. Выискивали разные причины, лишь бы отказать. Например, цеплялись за то, что в момент наводнения в доме никто не жил.

Все, кто был не согласен с решением МВК, писали жалобы и записывали видеообращение Путину. Обращались к депутату Заксобрания, к уполномоченному по правам человека, в прокуратуру. Но получили лишь отписки.

В этой истории слишком много печатей и слишком мало ответов. На каждую бумагу — новая бумага. На каждую зиму — новая плесень.

Но есть упрямые факты. Шесть суток вода стояла у порога. Тридцать сантиметров выше пола — в доме. Почти до окна — в квартире. И пока в папке тихо сохнут копии заявлений, в комнатах снова пахнет гнилью. Люди держатся — оттого, что иначе нельзя. И продолжают бороться с плесенью, комиссиями и собственным терпением.